В Куровском, пожалуй, не найдется уже человека, который может сказать: «Я жил в колокольне». Но именно так на вопрос о первом месте жительства в городе отвечает Н. В. Алныкина, труженик тыла, которой в марте исполнилось 90 лет.

– Это было в 1940 году, – говорит Нина Васильевна. – Мы приехали в Куровское из Рязанской области. Отец сразу устроился работать в Дом инвалидов (теперь на этом месте расположен психо-неврологический интернат) и нам дали одну из трех комнат, что были в колокольне. Это примерно, как на втором этаже. А внизу гараж был, машины стояли. Потом уже на территории Дома инвалидов построили деревянный двухэтажный дом, в который мы переселились.

– Как люди того времени развлекались? Вы же молодые были. На танцы бегали?

– Какие там танцы? – смеется собеседница. – Ручеек и третий лишний, вот и все развлечения. Хотя на улице танцевали под гармошку. Просили гармониста поиграть и танцевали кадриль да еще что-то, не помню уж. В кино бегали. Кино – это самое главное. В Доме инвалидов вешали полотно на улице и вечерами показывали фильмы. Это потом уже в большом храме открыли клуб. И там кино смотрели.

Трудно сказать, так это или нет, но почему-то кажется, что именно живой контакт с символом Куровского – колокольней, сегодня запечатленном на его гербе, во-многом определил судьбу Нины, прочно связав ее с городом. Впрочем, если смотреть со стороны, то жизнь ее не слишком отличается от жизни 15-летних девчонок города, особенно когда началась Великая Отечественная война.

– Как куровчане относились к самому факту начала войны 22 июня 1941 года? Что говорили?

– Плакали, рыдали. Всех ведь позабирали. Мой старший брат сразу ушел на фронт. Мы бегали смотреть, как на войну людей отправляли. Что особенно запомнилось, так это бомбежки. Я тогда в четвертой школе училась, что между железнодорожными путями стояла. Так вот мама меня в первый год войны учиться не пускала, говорила, что я одна у них осталась. Собрала она мне узелок, платочек там, платьишко, белье. И как только бомбить начинали, мы все бегом к речке у Дома инвалидов. Нам велели туда бежать. Говорили, что безопасней. Вот так и жили, детства никакого не было.

В 1943 году Нина вместе с ровесницами поступила в медицинское училище в Орехово-Зуеве.

– Если честно, хотелось на фронт, – поясняет она. – Мы с девчонками видели себя в роли медсестер. Молодые были, азартные. Но и сегодня у меня нет никаких сомнений в том, что я тогда поступала правильно. Только вот учеба закончилась вместе с войной, в 1945-м. Нас выпускниц вызвали в военкомат и выдали военные билеты.

Выпускниц медицинского училища распределили по Московской области. Только Нину оставили в Куровском. По ее словам все из-за того, что на тот момент в семье она была одним ребенком, все остальные дети на фронте.

– Я сначала устроилась в терапию Куровской больницы, – говорит Нина Васильевна. – Это там, где ФЗУ было на Советской. Работала в смену. А затем меня к себе детский врач Наталья Николаевна Кузьмичева переманила. Правда, сначала я менять ничего не хотела, чего греха таить, в больнице зарплата была выше, к тому же можно было поесть. Тогда ведь карточная система была. Плюс ко всему, работа в смену, не надо было каждый день от Дома инвалидов до центра Куровского ходить. В общем, преимуществ много. Но меня уговорили перейти в поликлинику. Мало того, еще полставки дали вести детскую консультацию.

Работать приходилось много. Дело в том, что в 1946-1947 годах свирепствовали дифтерия и коклюш. Доходило до того, что детей не успевали доносить до поликлиники, они умирали от дифтерии на руках родителей. За молодой медсестрой было закреплено Заволенье со школой.

– Помню, как прививка называлась – ДКС, – улыбается собеседница. – Против коклюша, дифтерии и столбняка. Прививала по классу. А тогда инструмент был не одноразовый, поэтому его каждый раз надо было готовить – мыть, стерилизовать. Намучаешься, пока все сделаешь. Но никто из медсестер не жаловался. А куда деваться-то? Работать надо.

– А когда полегче стало?

– Тут, наверное, не о легкости говорить надо, а об изменениях, которые происходили после войны. Например, в 1947 году отменили карточки. Вы бы посмотрели, что творилось в это время. Кругом песни пели. А все из-за чего? Люди хлеба вдоволь наелись. Покупай и ешь, сколько хочешь. И, конечно, скотину стали заводить.

Для Нины Васильевны это время также принесло большие перемены – сначала было замужество.

– Замуж вышла в 1949 году, – рассказывает с улыбкой собеседница. – С будущим мужем, Георгием Яковлевичем Алныкиным, жили вместе в Доме инвалидов. Он у нас музыкантом был, учителем музыки, вел кружки. Кто только его не знал. Он очень скромный был, а пел, как Лемешев. На концертах его всегда на бис вызывали. В последнее время он в Доме культуры работал, руководил хором. А вот у меня со слухом проблемы, только частушки хулиганские пою. Они запоминаются хорошо. Так что семья у нас творческая.

А затем родилась дочь.

– В те времена после родов гулять давали всего два месяца, – говорит Нина Васильевна. – Поэтому пришлось искать новую работу, так как с ребенком не набегаешься в поликлинику. А в Доме инвалидов были детский сад и ясли. Меня там хорошо знали, поэтому сразу взяли медсестрой в ясли. Только начала работать, а тут раз, заведующую яслями сняли. Меня тогда вызвали в райздравотел, который был на улице Первомайской, и предложили временно поработать заведующей. Согласилась. Мы тогда детей принимали с двухмесячного возраста. Я даже была довольна, когда в ясли поступал такой ребенок. И мамаши всегда рядом. Мы же их кормили специальными обедами. Вот какое время было. Так у нас детки были один красивей другого, упитанные.

– Вы 20 лет проработали в яслях Дома инвалидов. Что стало причиной перехода на работу в психо-неврологический интернат?

– Тут все просто. Ясли и детский сад объединили, а я с директором детского сада не сработалась. Тем временем открылся ПНИ, куда я сразу перешла медицинской сестрой. Сразу жизнь увидела. Это уже 1967 год был, сын в первый класс вот вот должен был пойти. И там 20 лет отработала, после чего ушла на пенсию.

– Слушая вас, постоянно переносишься из одной эпохи в другую. Да вы и жизнь мерите глобальными такими категориями, как Сталин, Хрущев, Брежнев… Что особенно запомнилось об этих временах?

– Рассказывать долго. Хотя есть, конечно, какие-то яркие моменты. Вот, например, когда Сталин умер, мы все плакали. Потому что с одной стороны он где-то виноват, а с другой – нет. Сейчас сколько воруют, он бы всех расстрелял. А когда Гагарина встречали в Москве после полета в космос, я как раз в была там в командировке. Как его встречали! Все радостные, бегом на Красную площадь. Никиту Хрущева не любили. Даже песни про это пели: «Ой, Гагарин, ты могуч, ты летаешь выше туч. Полетишь ты на орбиту и оттуда скинь Никиту». При Брежневе мы жили лучше. Это потом он уже заболел и им стали руководить. А так был не глупый, хороший мужик. К народу относился по-человечески. Ничего хорошего, кроме частушек, не могу сказать про перестройку. Тогда пели: «Перестройка, перестройка, а я уже перестроилась. У соседа денег много, я к нему пристроилась». В общем, у каждого времени свои особенности. Бывают хорошие, бывают хуже. Ничего, живем.

– Ваше поколение крепкое. Почему?

– Потому что мы все пережили. Ужасный голод в 1932-1933 годах. Трава не росла, засуха. Только восстановились, война. Наше поколение долгожителей, потому что много работали. Огороды обрабатывали с малых лет. Мать, бывало, скажет, чтобы, когда корову пригонят вечером, у нее трава свежая должна быть. Мы, дети, и корову накормим, и картошку прополем. Вот так и жили. Да еще кружева плели. Я с восьми лет маме помогала деньги зарабатывать. У нас в Михайлове Рязанской области кружевная артель была. На коклюшках плели. Мама встанет рано утром, убирается, крову подоит, а мне говорит, Нина вставай, поплети мне кружавчиков. Она пока убирает, я ей больше метра наплету. Узкие. Мы их сдавали кусками по 10 метров. И чтобы ни пылинки, ни соринки. Сдавали в артель, за что получали денежку. То есть, работать надо, физическим трудом заниматься, тогда и жить долго будешь. Я вот уже пять лет не была в больнице. Не хочу. А потом я же медик, свой организм знаю. Давление померяю, можно жить и живу. И уколы до сих пор могу ставить. Знакомые доверяют.

– А если бы вам сказали, что можно все прожить заново. Что-то менять стали бы?

– Нет, все также прожила бы. Ничего менять не стала. Мы жили интересной жизнью. Как-то все у нас развивалось.

– Чем сейчас занимаетесь?

– Огородом, – смеется Нина Васильевна. – Мне все помогают копать, а сажаю сама. Хотя минувшей осенью и вскопала сама. Еще из хозяйства есть у меня кот и собака. Много родни. Двое детей, трое внуков, трое правнуков, ждем четвертого. Так что забот хватает. Этим и живем.